Алая роза Тюдоров - Джудит О`Брайен

– Чрезвычайно любопытно. Мы, необразованные англичане, обычно спим, когда чрезмерно утомлены. Теперь о другом предмете, название которого вы упомянули. Это что, тоже стимулятор?

– Сигареты? Как вам сказать? – Дини откашлялась, пытаясь придумать объяснение своей зависимости от никотина. – Сигареты делаются из листьев одного растения.

– Потом их варят и отвар пьют?

– Нет. Листья высушивают, крошат и крошки заворачивают в бумагу.

Кит в замешательстве провел рукой по волосам.

– Вы заворачиваете сушеные листья в бумагу? Но бумага – большая ценность! И что же дальше?

– Все, что я скажу, Кит, покажется вам сумасшествием.

– Думаю, что нет. На мой взгляд, сумасшествием является уже то, что вы пьете не слишком вкусный горький напиток – и все для того, чтобы лишить себя сна, когда он особенно нужен.

– Ну… – неожиданно Дини взглянула на Кита в упор. – Откуда вы знаете, что кофе – горький?

Кристофер сложил руки на груди. Он улыбался, но его улыбка ни о чем не говорила.

– Ты сказала, что в этот напиток добавляют молоко и сахар. Мне кажется, единственная причина, по которой стоит это делать, – желание убрать из напитка горечь.

– Так, – несколько неопределенно протянула Дини и, повинуясь жесту Кристофера, продолжала: – Мы, значит, берем эту трубочку из бумаги, наполненную крошкой из сушеных листьев, и поджигаем ее с одного конца.

– Понятно, – сказал Кит, пожимая плечами. – Стало быть, сигарета – нечто вроде факела?

– Не совсем. Вы вставляете ее себе в рот.

Кит ничего не сказал, он только прищурился и принялся убирать то, что осталось после пикника.

– Ты решила, что пришла твоя очередь посмеяться?

– Нет, я говорю правду. Я не шучу, Кит. Человек вставляет в рот тот конец трубочки, который не горит, и втягивает дым в себя.

– И при этом рот человека превращается в настоящий ад?

– Нет. Это даже приятно на вкус. Я говорю о дыме. Вы втягиваете его в себя, хоть это и не слишком полезно.

– Дини, – медленно произнес герцог, – однажды мой дом загорелся от крохотной искорки. Внутри оказался мой паж, и я полез в дом, чтобы его спасти. Тогда я наглотался предостаточно дыма. И он вовсе не был приятен на вкус, как ты изволишь утверждать. Так что если ты предложишь мне взять в рот горящий факел, я буду вынужден ответить – нет!

– Что поделаешь, это чистая правда. Прошло много лет с тех пор, как люди начали курить…

– Курить?

– Да, мы так называем этот процесс. Так вот, выяснилось, что курение приносит здоровью вред.

– Очень мило. Судя по всему, ваши врачи – настоящие коновалы, если им понадобилось много лет, чтобы понять очевидное.

Кит с улыбкой посмотрел на нее, продолжая складывать остатки хлеба, сыра и пустые кувшинчики в свой узелок.

Все время, пока они завтракали, Кит не упускал из виду окно королевского кабинета и знал, что Генрих за ними наблюдает. Если бы он мог подумать, что их маленькая группа станет объектом пристального внимания коронованной особы, он, разумеется, выбрал бы для пикника другое местечко. Киту уже приходилось видеть пристальный взгляд короля, и сейчас он почувствовал себя не слишком уютно.

Он повернулся к Дини, которая стала на удивление тихой, хотя во время пикника стрекотала без умолку. Теперь она смотрела в самый центр двора.

– А где фонтан?

– Фонтан?

Девушка продолжала сжимать в руке свой шиньон, но было ясно, что меньше всего она думает в эту минуту о прическе. Неожиданно из недавно высаженных кустов, образовывавших живую изгородь, появилась птичка и зачирикала от полноты своего крохотного бытия. Внутренний дворик королевского замка и в самом деле выглядел чудесно. Он был одним из немногих мест в округе, где можно было по-настоящему уединиться и подумать. Коридоры, которые вели во двор, были гулкими, и эхо шагов предупреждало о появлении редких слуг, занятых, впрочем, настолько, что у них обычно не хватало времени, чтобы бросить взгляд на тех, кто расположился внутри.

– Я только что вспомнила, – пояснила Дини затрепетавшим от волнения голосом, – что как-то забредала сюда, после того как наша группа отстрелялась.

– Ага! Значит, ты отдыхала здесь после охоты?

– Нет, мы снимали музыкальный ролик, тот самый, где я должна была петь вместе с Баки Ли Дентоном. – Прежде чем продолжить, девушка глубоко вздохнула. Легкий ветерок спутал ее волосы, и она нетерпеливым движением откинула их со лба. – В центре двора находился фонтан. Большущий фонтан, Кит. Мне кажется, его построил человек, фамилия которого была как-то связана с названием птицы.

– Птицы? – Кит постарался скрыть усмешку, поэтому сжал кулак и поднес его ко рту, словно в глубоком раздумье. – Может быть, его звали мастер Робин или сэр Пикок?

– Нет. Но это был старинный фонтан, Кит. И тем не менее его здесь еще нет. – Шиньон выпал у нее из руки. – Я и в самом деле в шестнадцатом веке. Я здесь, Кит. Что же мне теперь делать?

Кристофер отбросил в сторону свой узелок и без колебаний обнял девушку за плечи.

– Дини, дорогая, послушай меня. – Она посмотрела ему в глаза, а он, прежде чем заговорить, бросил взгляд в сторону окна королевского кабинета. За ними никто не наблюдал. – Да, ты и в самом деле в шестнадцатом веке. Ты должна понять серьезность того положения, в котором находишься, иначе быть беде.

Его акцент, без всякого сомнения, английский, казался ей куда более мягким, чем у прочих. И в нем почти не слышалось интонаций эпохи Тюдоров.

– Ты находишься в исторической эпохе и в государстве, о которых не имеешь представления. Здесь совершенно другие законы, основанные на праве сильного и на различного рода суевериях.

– Все, кто вокруг, давно уже мертвы, – прошептала Дини едва слышно.

Он повернул ее к себе, коснулся пальцем подбородка.

– Только не вы, – добавила она торопливо. – О Кит! Я ни в коем случае не хотела сказать, что вам тоже следует лежать в могиле.

Лицо Кита оставалось бесстрастным. Поначалу Дини показалось, что он не расслышал, но по блеску в его глазах девушка поняла, что ошиблась.

– Я должен был умереть, но, как видишь, не умер, – сказал он наконец.

– Я не о том. Я хочу сказать, что все, кто сейчас здесь разговаривает, ест и пьет, на самом деле уже четыреста лет как умерли. – Она говорила очень быстро, желая, чтобы напряженное, даже загнанное выражение, появившееся у него на лице, поскорее исчезло. – И даже король. Король и тот мертв.

Глаза Кита снова смотрели ясно. Прошло странное чувство неопределенности, установившееся было между ними.

– Знаешь, давай не будем говорить о таких вещах. Лучше ты послушай меня. На самом деле одна только мысль, что король мертв, является предательством. Это же относится и к особе принца Уэльского. Если кто-нибудь услышит твои слова, об этом станет немедленно известно королю.